Фермер с машиной в руках. На украинском фронте Гундарс Калве также борется за свободу Латвии.

Его имя было широко услышано в Латвии, когда 24 февраля 2021 года Кальве по собственной инициативе снял установленную в Екабпилсе советскую армейскую пушку и потопил ее в Даугаве.

Ровно через год после начала полномасштабного вторжения России в Украину Кальве был одним из первых латвийских добровольцев, которые отправились помогать украинцам в борьбе против оккупантов.

На фронте становится жарче

С тех пор он промерял путь в Украину еще несколько раз. Но каждый раз с мыслью о скором возвращении домой, где ждет работа на своем хозяйстве.

Программа ЛТВ «Акулечиниекс» побывала в Гундаре недалеко от зоны боевых действий на Донбассе.

Уже начался третий год полномасштабной войны, и Гундар признает, что ситуация на фронте непростая.

«Фронт становится все жарче и уже приближается к точке кипения», — заключает Кальве.

В последние два года он участвовал в боях от Ирпины под Киевом до Восточного фронта. Мы встретились с Гундером на фронте в Донбассе.

Пару дней назад, вернувшись с передовых позиций, Гундар стреляет из автомата.

«Так было раньше, и теперь после трёх заданий нам приходится стрелять, чтобы посмотреть, точность ли это, хорошая ли концентрация пуль. Просто для самоконтроля, безопасности, чтобы всё было в порядке», — объясняет Гундарс. «Я знаю, что машина работает нормально. Это больше для душевного спокойствия».

Латвийский флаг с особой историей

Кальве служит в интернациональной роте батальона «Карпатская Сечь», где объединились бойцы-добровольцы из разных стран.

«Зайди в мой дом, в мою комнату, здесь я живу», — показывает Гундар свое место.

«Здесь есть все, что мне нужно для жизни. Вся одежда, теплая и тоже повседневная, которую я использую, когда еду в город. Бронежилет для быстрого захвата. Потом различное снаряжение. Тепловизионный прибор и специализированные прицелы для стрельбы. Пистолет справа. рядом с кроватью, чтобы можно было быстро взяться за нее в случае необходимости».

На стене висит латвийский флаг, с которым связана особая история.

«Этот флаг нам, латвийскому подразделению, прислал в прошлом году, в начале мая 2022 года, молодой латышский человек. И он сказал, что этот флаг ему оставил дедушка. Это латвийский флаг, сотканный во времена Ульмана. , примерно 1937 год, и его дедушка пожелал, чтобы этот флаг участвовал в боях за независимость, за Латвию.

И этот молодой человек считал, что борьба на Украине – это также борьба за независимость Латвии. Он прислал нам особое посвящение Латвийскому подразделению.

Мы берем флаг с собой на различные поля сражений, где мы находимся. Для нас флаг всегда на почетном месте», — подчеркивает Гундарс.

Мы прибываем в последнюю зимнюю резиденцию Кальве, где уже никто не живет.

«Там была плита. Реку сахар. Сахар еще внутри? Ой, много сахара, видишь. За этим стаканом был кофе. Лиепайский кофе. И еще полбанки внутри. Так что я все здесь помню наизусть. Это мой Это моя кровать. И флаг, который мы снимали, был здесь, на стене».

Научилась отключаться от войны

На вопрос о боевых задачах Кальве говорит: «Задачи были напряженные и интересные, командиры нам доверяли. На передовых позициях я, как латыш, ходил на одно задание в качестве командира. У меня был португалец, колумбиец, украинец, причем не помню, но человек другой национальности.

Но впервые, по крайней мере, насколько я знаю, старшим в группе, командиром группы поехал латыш. Так что прошедшая зима осталась в моей памяти исключительно теплыми и приятными воспоминаниями. Поэтому, когда я снова приеду в этот дом, я, что называется, сияю. Счастливый.»

На вопрос, как ему удается отключиться от войны, Кальве отвечает, что это не вызывает проблем.

«Полностью. Абсолютно полностью. Вот и все — мне даже не надо выключаться. Я максимально сосредоточен на задаче. Когда я прихожу домой, я уже живу вполне гражданской жизнью.

А еще, при поездке из дома мне тяжело в Варшаву, тогда все время перед глазами близкие люди и их эмоции зашкаливают.

А вот когда я уже проехал через Варшаву в сторону Люблина, то, наоборот, чувствую, будто уже приближаюсь к линии фронта и концентрируюсь на задачах.

И когда вы возвращаетесь домой, все точно так же. До Варшавы у меня перед глазами ребята и командиры, и последнее или любимое место боя, где мы держим свои позиции. А когда я проезжаю Варшаву, как только вижу вывеску «Кауния», у меня уже возникает ощущение дома».

Семье труднее, чем себе

На гражданке Гундарс — фермер на Екабпилсской стороне. Пока он воюет в Украине, его жена управляет фермой.

«Все собрано, как хорошие швейцарские часы. Все работает. Но, конечно, скоро пруды откроются». [saimniecībā viena no nozarēm ir zivju audzēšana]начнутся весенние работы, а потом мне придется вернуться домой.

Артаву поставлю этой зимой, она хорошо выветрится. (плюет три раза)Я очень надеюсь вернуться домой целым и невредимым и продолжить работу до следующей зимы».

«Семье тяжело. Думаю, может быть, мне немного легче, чем семье, потому что я получаю задание, план, докладываю, когда меня заставят отчитаться о выполнении своих задач перед командирами, и Я отдыхаю до следующего задания. А вот для семьи ощущение, что угроза постоянна».

«Сейчас мы с вами разговариваем в теплой комнате, а они уже думают, что я постоянно под обстрелом и в опасности».

«Это описано в моей будущей книге. В Украине есть Клуб ветеранов, который оказывает помощь солдатам. И руководитель клуба Артем рассказал, что 25% помощи предоставляется бывшим солдатам, а 75% — их семьям. Потому что члены семьи страдают и переживают больше, а различные психологические травмы и эмоциональные травмы приходятся непосредственно на самых близких людей семьи».

Идите на максимальный риск

Гундарс сознательно обратился за помощью к украинцам не где-то в тылу, а на передовой.

«Я из тех людей, которые, если я прихожу на помощь украинским братьям и сестрам, хочу, чтобы эта помощь была максимальной. А максимум является синонимом слова «риск». Итак — максимальный риск.

Я бы никогда не согласился на задачи, которые являются вторыми, третьими или четвертыми в очереди или в какой-либо части закупок, потому что для этого нужны другие люди с другой философией или другими способностями. Но я понимаю, что если я буду здесь два-три месяца, то я должен быть там, где жарче всего.

В данном случае так — в прошлом году и этой зимой я с первых дней в батальоне был на нуле. В самых полных «нулях».

«Мы с солдатами поговорили. Если разделить опасность на проценты, то 33% придут в зону боевых действий, 33% — три-четыре, а может быть, и больше суток пребывания в этом районе боевых действий, а следующие 33 % опасности при возвращении домой.Поскольку дороги обстреляны, то и минометы, и артиллерия ловят нас на дорогах и пытаются, что называется, рассчитать скорость машин, и поражают нас во время движения на транспорте.

Но, будучи в последней смене, я немного изменил эти проценты. Я бы сказал, что 25% опасности может быть вход, 25% выход, но 50% — быть впереди. Чем активнее боевые действия на передовой, тем больше риск умереть на фронте, а не отправиться домой или из дома на задание».

«Завтра вечером я отправляюсь на задание, еду на свое прежнее место, где была в прошлую смену. Уже в тот момент, когда мы вернулись, можно было сказать, что борта, фланги были как тиканье пчелы, как звуковой сигнал.Мы почувствовали, что это начинает очень сильно воздействовать на соседей.

Что ж, мы будем удерживать свои позиции до тех пор, пока нам скажут наши командиры, но о будущем я ничего не могу сказать. Потому что такое ощущение, что смерть ходит очень близко вокруг всех нас, кто там»

«Я пропустил последнюю смену под танчика внизу, который стрелял в меня, и я чудом остался жив. Так что всякое случается».

Не привыкай к смерти

Гундару также пришлось пережить смерть своих товарищей в зоне боевых действий.

«Да, к нам попало двое. Прямо в моей полосе зелени. Бой на открытой местности, а не в городе, на самом деле происходит именно вдоль этих параллельных и перпендикулярных полос зелени. Одна из позиций наша, а те, что непосредственно напротив уже оккупированы российскими оккупантами. И именно в моей полосе были убиты двое парней, один украинец и один колумбиец».

На вопрос, является ли смерть на фронте обычным явлением, Гундар отвечает: «Боюсь, это слишком распространено. Это остается опасно распространенным явлением. Потому что нет большего риска влюбиться в солдата, чем в солдата, который привык к происходящему». вокруг него.Мы должны быть позитивными,мотивации для нас хватит на всех,в этом нет никаких сомнений.Но нужно быть сосредоточенным,даже когда собираешься за водой или заправить генератор топливом.И иногда это становится определенной рутиной.

И в тот момент, когда ты поймаешь себя на фразе «подожди, чувак, ты не выполнил элементарные требования безопасности» — ты должен начать защищать себя от смерти.

Какие мысли посещают его голову, когда он едет в машине по заданию, отправляется на фронт?

«Обо всем, о чем я думал. Я определенно думал о своей семье. Я думал о ребятах, вернемся ли мы все вместе как группа. Желаю всем удачи. Но без каких-либо больших философских мыслей.

Но я вижу, что у других есть традиции. Кто-то, отправляясь по делам, курит очень мало, возвращаясь, курит много – настолько концентрация превышает уровень, позволяющий думать о своем желании курить. Кто-то иногда бросает кресты, например, переходя мосты. Кто-то садится в машину без шлема и надевает шлем, преодолевая некоторое расстояние, приближаясь к переду. Есть разные способы сделать это.

У каждого они свои, наверное, как у спортсменов – футболист надевает правый ботинок, чтобы забить гол, а левый, чтобы не подвернуть ногу. Ну, я сейчас смеюсь, но некоторые из этих суеверий преследуют каждого. У меня нет никаких суеверий, я иду на работу и возвращаюсь».

«Когда садишься в машину после поручений, такое ощущение, что тебе больше ничего не угрожает, хотя опасность ничем не отличается от вождения.

Опять же, это чистая философия. Потому что, когда мы едем домой, мы приближаемся к дому, к зоне безопасности, с каждым метром, с каждой секундой. И чем дальше едет машина, тем дальше мы удаляемся от переда.

Но возможность стрельбы уже есть, начиная с первых полукилометра возле окопов, заканчивая километрами 12 или 15, так как ты уже отошел дальше от линий траншей. Итак.. Но мысли светлее. Мысли такие – ой, скоро будет теплая вода, ванна, прохладный чай и твоя постель дома, в казарме».

Приходится бороться за каждый метр

Полномасштабное вторжение России в Украину продолжается уже более двух лет. Гундарс признает, что не знает, когда закончится война, но подчеркивает, что мы должны бороться за каждый метр.

«Оно не закончится ни в этом году, ни в следующем году. Я только надеюсь, что потерянные территории будут как можно меньшими. На данный момент речь не идет о возвращении территорий до границ оккупантов, о возвращении Крыма.

В том числе и в той ситуации, когда американская помощь пришла, а Европа согласилась дать деньги, а деньги нам уже не нужны — чисто физические бумажные купюры, которые мы не умеем превращать в артиллерийские снаряды, самолеты или гаубицы. Нам нужно именно вооружение. Физические вооружения, а не деньги, стоящие за этими вооружениями.

Поэтому важно не терять территории. Вот почему приходится резать на каждый метр, на каждый сантиметр.

Тоже с кровью, тоже с потерянными жизнями. Потому что после этого вернуть эту землю будет сложнее. Потому что русские окопаются, построят прочные линии обороны.

И даже когда мы получим необходимую военную помощь, восстанавливаться с каждым днём будет всё труднее, поэтому держимся до последней капли крови».

Чего он желает Латвии и латышам?

«Быть ​​умными, сильными, способными, хорошими хозяевами своей земли – прежде всего. Конечно, смелыми».